Андрей Тарковский художник пространства/ Andrei Tarkovsky. An Artist of Space

Автор предлагает новых подход к анализу художественных решений Андрея Тарковского. Тарковский оказал значительное влияние на стиль современного европейского кинематографа, особенно это касается «медленного кино». Его фильмы часто интерпретируются, цитируются, в них ищут мистические пророчества о Чернобыле, распаде СССР или о надвигающемся апокалипсисе. Исследователь Роберт Бёрд предлагает новый взгляд на творчество режиссера: по его мнению, Тарковский никогда не ставил перед собой задачи навязать реальности собственные воззрения. Напротив, его творческая установка была рассчитана на то, чтобы запечатлеть реальность вместе со всей ее непредсказуемостью и беспредельными возможностями. В своих работах Тарковский не ораторствовал — он присматривался и прислушивался к миру, к его стихиям — и к стихиям кино как особому способу познания и выражения. Книга «Андрей Тарковский: стихии кино» была впервые опубликована в 2007 году на английском языке. Для русскоязычного издания она была заново отредактирована и дополнена. Перевод выполнен автором.

Автор предлагает новых подход к анализу художественных решений Андрея Тарковского. Тарковский оказал значительное влияние на стиль современного европейского кинематографа, особенно это касается «медленного кино». Его фильмы часто интерпретируются, цитируются, в них ищут мистические пророчества о Чернобыле, распаде СССР или о надвигающемся апокалипсисе. Исследователь Роберт Бёрд предлагает новый взгляд на творчество режиссера: по его мнению, Тарковский никогда не ставил перед собой задачи навязать реальности собственные воззрения. Напротив, его творческая установка была рассчитана на то, чтобы запечатлеть реальность вместе со всей ее непредсказуемостью и беспредельными возможностями. В своих работах Тарковский не ораторствовал — он присматривался и прислушивался к миру, к его стихиям — и к стихиям кино как особому способу познания и выражения. Книга «Андрей Тарковский: стихии кино» была впервые опубликована в 2007 году на английском языке. Для русскоязычного издания она была заново отредактирована и дополнена. Перевод выполнен автором.

Я помню, как в 70-е, когда хитроумную порку устроили фильму «Зеркало», великий Юлий Яковлевич Райзман, режиссер «Машеньки» и «Коммуниста», сказал про Тарковского: «Мы все виноваты, что как-то не помогли этому человеку, очень талантливому и очень больному». Очень талантливый - с этим определением трудно не согласиться. Уже после дебютного «Иванова детства» Жан-Поль Сартр сказал, что кино Тарковского дышит воз духом мировой культуры. А позже сам Ингмар Бергман в «Латерна магика» признавался, что Тарковский нашел ключ к двери, которая ему самому, Бергману, так и не под далась. Андрей Тарковский вошел в пантеон главных кинохудожников XX века, и это, определенно, служит под тверждением его огромного таланта. Но почему же Юлий Райзман назвал Тарковского «больным»? Я, учившийся в одно время с Андреем во ВГИКе, запомнил его совершенно здоровым. Больше того - интеллигентным, милым, обаятельным и доброже лательным человеком. Очень открытым, разнообразным в дружбах, остроумным и смешливым. Элегантным -на нем всегда хорошо сидела одежда, даже если это был не костюм, а грязная рабочая спецовка. Но для советской системы Андрей был, действи тельно, больным - инородным, другим, чужим. А система того, что ей чуждо, не допускала. И на судьбе Тарковского это отразилось - можно вспомнить хотя бы то, какие пре поны чинили великому «Андрею Рублеву», который обви няли в «однобокой трактовке истории». Конечно, со временем Тарковский был признан и в нашей стране, теперь он - настоящее национальное достояние. Никому не придет в голову назвать его «боль ным», хотя нужно признать, что он так и остался отдель ным. Отдельной планетой, на изучение и освоение которой уйдет, я уверен, еще очень много времени и сил.

Я помню, как в 70-е, когда хитроумную порку устроили фильму «Зеркало», великий Юлий Яковлевич Райзман, режиссер «Машеньки» и «Коммуниста», сказал про Тарковского: «Мы все виноваты, что как-то не помогли этому человеку, очень талантливому и очень больному». Очень талантливый - с этим определением трудно не согласиться. Уже после дебютного «Иванова детства» Жан-Поль Сартр сказал, что кино Тарковского дышит воз духом мировой культуры. А позже сам Ингмар Бергман в «Латерна магика» признавался, что Тарковский нашел ключ к двери, которая ему самому, Бергману, так и не под далась. Андрей Тарковский вошел в пантеон главных кинохудожников XX века, и это, определенно, служит под тверждением его огромного таланта. Но почему же Юлий Райзман назвал Тарковского «больным»? Я, учившийся в одно время с Андреем во ВГИКе, запомнил его совершенно здоровым. Больше того - интеллигентным, милым, обаятельным и доброже лательным человеком. Очень открытым, разнообразным в дружбах, остроумным и смешливым. Элегантным -на нем всегда хорошо сидела одежда, даже если это был не костюм, а грязная рабочая спецовка. Но для советской системы Андрей был, действи тельно, больным - инородным, другим, чужим. А система того, что ей чуждо, не допускала. И на судьбе Тарковского это отразилось - можно вспомнить хотя бы то, какие пре поны чинили великому «Андрею Рублеву», который обви няли в «однобокой трактовке истории». Конечно, со временем Тарковский был признан и в нашей стране, теперь он - настоящее национальное достояние. Никому не придет в голову назвать его «боль ным», хотя нужно признать, что он так и остался отдель ным. Отдельной планетой, на изучение и освоение которой уйдет, я уверен, еще очень много времени и сил.

Андрей Плахов — известный киновед и кинокритик, исследователь российского и зарубежного авторского кино. Был членом жюри кинофестивалей в Венеции, Берлине, Сан-Себастьяне, программным директором ММКФ и фестиваля “Зеркало” памяти Андрея Тарковского.“Тарковский и мы” — книга о том, как киноискусство в лице большого художника способно влиять на жизнь человека — и даже радикально менять ее. О той интимной связи, которую ощущают с Тарковским люди его и последующих поколений — и в России, и в других странах.Плахов пишет свою историю мирового кинематографа последних пятидесяти лет.Тарковский и Параджанов, Хуциев, Соловьёв, Сокуров, Звягинцев, Триер, Феллини, Антониони, Бергман, Каурисмыки…Мемуар личной и одновременно коллективной памяти.

Андрей Тарковский (1932–1986) — одновременно поэт-этик и философ-мистик — для кинематографа случай поразительный, особенно если учесть, что Андрей Арсеньевич пытался преодолеть разрыв, который существовал между классической русской культурой и культурой советской эпохи, забывшей о естественно-религиозном истоке человеческой души. Поэтому понять его искания можно, только объединив оба метода: поэтический и аналитико-мистический. Это и составляет существо книги Николая Болдырева, который смотрит на смыслы и тайны фильмов, равно как и на судьбу режиссера, целостным взглядом, словно бы это сам художник, но извне постигает самого себя. В первой части книги речь идет о характере вопросов великого кинорежиссера к самому себе, а также о характере и духовной основе главного героя его картин, о знаках и фигурах его внутреннего бытия; о тайне внутреннего пространства и тайне времени, а также о связи Тарковского с мирами Новалиса, Кастанеды и Брессона. Во второй части автор книги показывает и словно бы проигрывает ведущие мотивы и мелодии Тарковского, музыку его кинематографа. А в завершении рассматривает крайне необычную и трагическую историю знаменитого «Мартиролога» Андрея Арсеньевича — дневника, который своей беспощадной правдивостью словно бы предопределил судьбу его автора.

Андрей Тарковский (1932–1986) — одновременно поэт-этик и философ-мистик — для кинематографа случай поразительный, особенно если учесть, что Андрей Арсеньевич пытался преодолеть разрыв, который существовал между классической русской культурой и культурой советской эпохи, забывшей о естественно-религиозном истоке человеческой души. Поэтому понять его искания можно, только объединив оба метода: поэтический и аналитико-мистический. Это и составляет существо книги Николая Болдырева, который смотрит на смыслы и тайны фильмов, равно как и на судьбу режиссера, целостным взглядом, словно бы это сам художник, но извне постигает самого себя.В первой части книги речь идет о характере вопросов великого кинорежиссера к самому себе, а также о характере и духовной основе главного героя его картин, о знаках и фигурах его внутреннего бытия; о тайне внутреннего пространства и тайне времени, а также о связи Тарковского с мирами Новалиса, Кастанеды и Брессона.Во второй части автор книги показывает и словно бы проигрывает ведущие мотивы и мелодии Тарковского, музыку его кинематографа.А в завершении рассматривает крайне необычную и трагическую историю знаменитого «Мартиролога» Андрея Арсеньевича — дневника, который своей беспощадной правдивостью словно бы предопределил судьбу его автора.

"Дочь поэта Арсения Тарковского и сестра кинорежиссера Андрея Тарковского пишет об истории семьи, о детстве, о судьбе родителей и сложном диалоге отца и сына — Арсения и Андрея, — который они вели всю жизнь. “Я пришла к убеждению, что в своих рассказах-воспоминаниях должна говорить всю правду, какой бы горькой она ни была. Осколки, когда их берешь в руки, больно ранят, но иначе не сложить того зеркала, перед которым прошла жизнь моих близких”. Марина Тарковская. Книга иллюстрирована редкими фотографиями из семейного архива."

Джеймс Джойс - не только один из самых известных классиков мировой литературы XIX-XX веков, но и ярчайший представитель модернизма, обладающий изысканным слогом. "Портрет художника в юности" - первый и отчасти автобиографический роман, в котором Джойс рисует яркий, но вместе с тем узнаваемый мир мальчика-подростка. .В праздники все дети должны быть счастливы, но, несмотря, на блеск огней и уютную обстановку, главный герой не может понять, что же творится вокруг него, и он начинает рисовать свой собственный мир… .Читайте зарубежную литературу в оригинале!

Джеймс Джойс - не только один из самых известных классиков мировой литературы XIX-XX веков, но и ярчайший представитель модернизма, обладающий изысканным слогом. "Портрет художника в юности" - первый и отчасти автобиографический роман, в котором Джойс рисует яркий, но вместе с тем узнаваемый мир мальчика-подростка. .В праздники все дети должны быть счастливы, но, несмотря, на блеск огней и уютную обстановку, главный герой не может понять, что же творится вокруг него, и он начинает рисовать свой собственный мир… .Читайте зарубежную литературу в оригинале!